(Столетие самооценки) - Судьба семьи Кият-Хана Йомудский до конца двадцатого века

Полковник Аннамухаммед
Карашхан Йомудский (1829-1886).

Судьба семьи, которая оживляет ее взлеты и падения из глубин событий истории, как кричая из прошлого!

 Туркменский дом просвещения:

С первых дней советской власти Туркменская республика, которая входила тогда в состав России, стала получать от русских, украинцев, белорусов кредиты, семена, сельскохозяйственные машины, оборудование и квалифицированные кадры. Однако вскоре стало ясно, что Туркмения остро нуждается и в собственных специалистах, способных поднять республику.

Это были очень тяжелые годы. Грабежи, поджоги, разрушения, чинимые басмачами, приводили экономику, и без того разрушенную, в еще более плохое состояние. В водовороте событий оказался человек удивительной судьбы - Николай Николаевич Йомудский, получивший русское имя вместо туркменского Караш. Его дед Киятхан был вождем племени йомудов. Дети и внуки Киятхана состояли на царской службе. В октябре 1917 года полковник царской армии Н. Н. Йомудский перешел на сторону революции.

Целью своей жизни Н. Н. Йомудский всегда считал образование народа, его просвещение. Он был убежден в том, что грамотные люди очень скоро потребуются молодой республике. Ему хотелось скорее взяться за создание учебного заведения для туркменских ребят, но в республике была очень сложная обстановка. Тогда и возникла идея: вывезти группу ребят за границу, чтобы дать им образование.

Весной 1924 года Николай Николаевич едет в далекую Москву, чтобы войти с этим предложением к И. В. Сталину. Но Сталин решил этот вопрос проще: зачем за границу? И под Москвой место найдем - в Серебряном бору, бывшая усадьба господ Карзинкиных... (А может быть, знавал Йомудский Карзинкиных-то по хлопковым делам? Кто теперь подскажет...Но приказ был именно от Сталина.)

И вот первые архивные документы: «Туркменский Народный Дом просвещения. Приказ N1. Согласно постановлению ПредТУРЦИКа, распоряжением Наркомпроса Туркменреспублики от 1 августа 1924 года я назначен заведующим Народным Домом просвещения. Н. Н. Йомудский».

Но оказалось совсем не просто собрать детей для обучения в Москве. Ведь с раннего детства туркменским детям прививалось: «Увидел русского - беги!» В те времена господствовало мнение, что школы открывают для того, чтобы превратить туркменских детей в безбожников и иноверцев. Да и сама учеба считалась абсолютно лишним делом, которое только отвлекало от домашнего хозяйства.

7 августа 1924 года директор выехал в Москву. «Туркменский Народный Дом просвещения. Приказ N2 от 14 августа 1924 года. Сего числа я прибыл в бывшее имение Карзинкиных и вступил в заведование Туркменским Домом просвещения».

8 первой партии приехавших были ребята самого разного возраста - от 10-летних мальчиков до 18-летних юношей, но их объединяло одно: почти все они были родом из Челекена, где располагалось имение Н. Н. Йомудского. Николая Николаевича там все знали, и ему с огромным трудом, но все же удалось уговорить земляков отдать своих детей на обучение в Москву. В большинстве своем это были дети из многодетных семей или сироты. Всего собралось около 200 человек.

Туркменский дом просвещения в под Москве

В школе было образовано четыре класса. В двух первых (младших) оказалось по 35 человек, а в старших - по 15-20 учеников. Приехавших ребят разместили в бывшем огромном двухэтажном господском доме с 47 комнатами и с неуклюжими пристройками. На первом этаже - классные комнаты, дирекция, кухня и столовая. На втором -спальни учеников, библиотека, читальня и кабинет врача.

Н. Н. Йомудский знал, что очень трудно будет ребятам в первое время. Все для них было незнакомо, непривычно, ново, а порой даже страшно - и природа, и жилье, и еда, и одежда. «Непривычная еда, баня, мыло, постельное белье, - вспоминал академик Сары Каранов, -в нашем духовном преображении значили не меньше, чем знакомство с устройством мира на уроках физики и географии. Воспитатели старались, чтобы новое не обрушивалось на нас лавиной, не оказалось бы слишком непосильной эмоциональной нагрузкой, - в непривычный мир нас вводили постепенно».

Поначалу очень трудно складывались отношения с селянами. Ведь «басурман» поселили на территории трех православных церквей (!), и у селян это вызывало недовольство, вспоминал Н. Н. Йомудский. На Масленицу на улице Троицкого-Лыкова возникла драка. Воспитанников всех возрастов было 250 человек, а крестьян значительно больше. Во всех церквах и в Строгине даже били в набат. Из Москвы выслали конный отряд ГПУ, который и навел порядок. Йомудского в это время не было, но когда он вернулся, то сумел восстановить мир. А дальше постепенно все наладилось, стало привычным и ясным.

«Дома нас долго убеждали, - дополняет Язлы Мамедов,- кто не верит в Аллаха, тот враг, особенно русские. А разве сами туркмены мирно жили между собой? Вскоре после нашего приезда произошла драка между текинцами и хорезмийцами. Директор быстро ее погасил.

А еще через два дня в его отсутствие только что прибывшие из Мерв-ского уезда дети поссорились с ашхабадцами, и 12 маленьких туркмен из Мерва, испугавшись, убежали. Их вернули с дороги. Но это были последние столкновения. Образ нашей жизни в коммуне не оставлял места для племенной розни. Ведь как раз те, кто заботился о нас теперь, были в основном русские, а директор - Н. Н. Йомудский, хоть и туркмен, тоже мало походил на земляков-мусульман».

У туркмен быстро появились свои друзья в селе. Вместе ходили в лес за грибами и ягодами, вместе занимались, читали книги, играли в волейбол, городки. Сохранилась в усадьбе и крокетная площадка, которую также использовали по назначению. Н. Н. Йомудский вспоминает: «Домашняя церковь находилась в главном здании. Потолки были расписаны картинами изумительной красоты. Этот большой зал служил нам клубом, здесь проходили лекции, собрания, и здесь же крутили кино».

Весь процесс образования в Домпросе был основан на принципах А. С. Макаренко, и постепенно сложился дружный коллектив, где основным правилом было уважение к товарищу. Человек, пусть еще ребенок, ценился не по роду-племени, а по труду, по тому, как учился и что умел делать. А дел находилось немало. Домпрос имел свою электростанцию, в которой, помимо основного электрика, работали и ученики. Многие работали на огороде, в яблоневом саду, на собственной пасеке, сами управлялись с лошадьми, следили за баней, помогали поварам на кухне. «На территории Домпроса была пробурена скважина, и мы пили прекрасную воду из девонских известняков», - вспоминал сын директора Караш Николаевич Йомудский.

Ребята были из семей разного достатка. Некоторым хоть иногда присылали деньги на карманные расходы, но были и круглые сироты, которым неоткуда было ждать помощи. И тогда по рекомендации директора школы Аит Ниязов (будущий академик-химик) организовал трудовую артель из учеников-сирот. Артель выполняла различные поручения по уборке территории, заготовке дров, работе в саду и так далее. Все это за соответствующую плату.

«Хорошо было поставлено материальное обеспечение школьников. Нас одевали, обували: зимой - теплое пальто, гимнастерка, валенки, меховые шапки и так далее, - вспоминает Аит Ниязович Ниязов. - Кормили нас очень хорошо, тем более что овощи и фрукты были свои». В школе работали кружки: музыкальный, хоровой. Играли на балалайках, мандолинах, гитарах. Разучивали и распевали революционные песни, читали стихи русских и советских поэтов, организовывали всевозможные походы и прогулки. Вместе с селянами в клубе крутили кино, устраивали танцы, вместе ходили в лес за грибами и ягодами, вместе читали книги и занимались, а иногда приходили на помощь селянам в их тяжкой жизни.

До последних дней своей жизни помнили своих учителей бывшие домпросовцы. Вспоминали с большой теплотой Н. Н. Йомудского, его дочь Десте-Гуль Тайчаханову, которую все звали просто Лизой, Г. М. Фельдман - учительницу русской словесности, В. А. Емельянова - учителя истории, и многих других. Педагоги готовили ребят к непростой будущей жизни, творческому труду и неравнодушному отношению к порученному делу.

... Беда пришла неожиданно. 12 февраля 1929 года, когда вечером после ужина все разошлись по укромным и уютным уголкам, запахло дымом... Огонь охватывал все новые и новые комнаты огромного здания. Сбежались все обитатели дома, жители деревни. Не имея подручных средств, они ничего не смогли предпринять против разбушевавшейся стихии, а пожарных из Москвы так и не дождались.

Сразу после пожара учеников младших классов эвакуировали в Ашхабад, а ученики трех старших классов остались учиться до июня. Ребят переселили во второе здание господской усадьбы, а затем всех вывезли - кого в Ашхабад, а кого - в Ташкент. И появилось новое постановление Наркомпроса Туркменской ССР от 9 июля 1929г. «О доме Просвещения под Москвой:

• В отмену прежнего решения Коллегиии Наркомпроса Домпрос под Москвой реорганизован в Туркменский дневной Рабфак на один комплект.
• В 1929-1930 учебном году развернуть первые группы Рабфака на 60 человек.
• Семилетку из Домпроса на 1929-1930 г. перебросить в Ашхабад в опытно-показательную школу.
• Седьмую группу Домпроса выпустить для передачи в САГУ и Техникумы».

После закрытия Туркменского Домпроса в селе стало чуточку тише, но остался Туркменский рабфак, и осталась дружба.

Прошло время. Повзрослевшие домпросовцы продолжали свою учебу в различных вузах страны. Язлы Мамедов стал врачом-эпидемиологом, Анкар Тайлиевич Тайлиев многие годы строил в Туркмении Дороги и возглавлял Министерство автомобильного транспорта, Сары Каранов стал офтальмологом, одним из первых окулистов-туркмен. Пройдя путь от рядового врача до академика медицины, спас от трахомы и глаукомы тысячи соотечественников.

Сын директора Домпроса Караш Николаевич Йомудский - первый туркмен-геолог, сыгравший видную роль в гидрогеологических, инженерно-геологических и водохозяйственных исследованиях. Первым в Туркмении академиком-философом стал бывший беспризорник Гельды Оразович Чарыев, а Музафар Майедович Данешвар - заслуженным деятелем искусств Туркменской ССР, народным художником. Химия увлекла Аита Ниязовича Ниязова еще в Домпросе. Академик Ниязов много сил отдал подготовке научных кадров.

Идут годы... Более 70 лет пробежало с того дня, когда первых туркменских детей приняло древнее русское село. Из тех 200 с лишним ребят в живых остался только один - Аит Ниязович Ниязов. Академик, доктор химических наук. Ему уже далеко за 80, но каждое лето он старается прилететь в Москву к дочери и обязательно навестить места своей удивительной юности, каждый раз дополняя рассказ новыми воспоминаниями.

А я, слушая его, который раз удивляюсь событиям тех далеких лет! Это же надо было провидению так перетасовать людей, так все перевернуть в жизни разных народов! На территории трех православных церквей разместить... иноверцев! 

Рисурс: :Строгино